Recollections > Letters
Collection of Letters
The main focus of this project is the search and retrieval of letters and original documents and artifacts related to Holocaust and Jewish participation in World War II.
Personal letters bringing to us dramatic circumstances in close-up mode, filled with authors’ emotion provide a unique and direct window into the past, they present a slice of history of that time. Letters are fragile. Not so many of them survive over time. People are usually keeping love letters and letters of high importance representing often recollections of dramatic event .
The letters below were written during World War II. Simple styled, letters described personal feelings of peoples witnessing atrocities of the war and Holocaust. Letters sorted by creation date. |
Please help us in this endeavor - send us copies of old documents and letters that might be laying in drawers or attics.
Letters from WWII
Khaym Kelrikh was born in Krasnostav around 1885 and have raised 11 children. Two youngest kids, Liya and Boris, left Krasnostav for colleges. Three sons left for military service in the first days of the war with Germany.
On the third day of the war Boris came back home from Chernivtsi college, for summer break. In the letter bellow Boris is writing to his sister Liya on 8th day of war. The second letter below on the same card is a letter of his sister Khana also to Liya.
Brother Borukh (mentioned in Boris’s letter) with his 3 children left Krasnostav a couple days later. The family survived Holocaust.
This card was miraculously delivered to Liya, who evacuated to the east of Russia.
Two months later, in August 30, Boris, and Khana along with seven hundred neighbors perished of Krasnostav were killed.
Boris Kelrikh letter
On the third day of the war Boris came back home from Chernivtsi college, for summer break. In the letter bellow Boris is writing to his sister Liya on 8th day of war. The second letter below on the same card is a letter of his sister Khana also to Liya.
Brother Borukh (mentioned in Boris’s letter) with his 3 children left Krasnostav a couple days later. The family survived Holocaust.
This card was miraculously delivered to Liya, who evacuated to the east of Russia.
Two months later, in August 30, Boris, and Khana along with seven hundred neighbors perished of Krasnostav were killed.
Boris Kelrikh letter
Original text (Russian)
Здравствуй дорогая Лия! 30/ 06/41г.
Только что получили твоё письмо за 22/6, за которое мы тебе очень благодарны. У нас сейчас очень тревожно. Я насилу добрался из Черновиц. 24/6 выехал оттуда и приехал лишь 27/6. Ехал разными видами транспорта: машиной, поездом, подводой и в конце ногами. Мама очень плохо себя чувствует, так как очень беспокоится за детей. Борух дома, т.к. он с 1904 г., а Федя, Сеня и Миша где-то на фронте. От Миши мы имели привет, что он пока стоит в Новоград-Волынске. А от Феди и от Сени мы ничего не имели. У нас пока тихо: летят германские самолёты, охраны нет и никто их не пугает. А в Славуте уже тревожно, там уже бомбардировали некоторые заводы. Борух с семьёй готовятся к поездке, куда не знаем. О себе могу писать, что приехал с одним чемоданом, часть вещей оставил там. 4 экзаменов я сдал на "отлично", осталось сдавать ещё один экзамен. Стипендию заслужил, но кто знает придётся ли использовать стипендию. Спешу, так как иду дежурить. Не беспокойся за нас. Победа за нами. С приветом, Целую Борис. English translation
Hello dear Liya ! 30/vi-41 y.
We just received your letter dated 22.vi, for which we are really grateful. It is a very anxious environment now. I hardly made it from Chernovtsy. I left from there 24/vi and only got back on 27/ vi. I took different forms of transportation: by car, by train, by horse-drawn cart and finally by foot. Mom feels really terrible since she really worries for the kids. Borukh is home, because he was born in 1904, but Fedya, Senya and Misha are somewhere on the front. Misha sent us a hello that he is placed at Novgorod-Volinsk so far. As far as Fedya and Senya, we did not receive any news. So far it has been calm here; German planes are flying though, no security and no one is scaring them away. But In Slavuta, it is very scary, a few factories were bombed. Borukh along with his family are getting ready to leave, but not sure where to go. As far as myself I arrived only with one luggage, the rest are left there. I passed 4 exams with “excellent” marks, I have one more exam to take. I earned my scholarship, but who knows I am in a hurry since I have to go keep watch. Do not worry for me. Victory will come. Regards, Kisses Boris. |
Khana Kelrikh letter
Original text (Russian)
Здравствуй дорогая сестра Лиичка!
Твоё письмо мы получили, за которое очень благодарим. Мы очень волнуемся за наших хороших братьев, о которых мы ничего не знаем также, как и ты о нас беспокоишься. В каждую минуту мы хотим знать о детеи и сообщить о себя. Ибо тыл сейчас в опасности. Все время летят самолёты, (а они наверное все германские) и тревожат нашу жизнь. Хотя они нас не трогают, но слышно, как обстреливают их в Славуте и в других местностях. Ты можешь представить себе, дорогая сестра, как мы можем спокойно кушать, спать и вообще жить. Все время трудились, чтобы быть человеком и теперь надо на все смотреть так как на ненужное. Но мы должны быть уверены, что у нас крепкая защита - Красная Армия, в которой находятся и наши братья, не допустят подлых фашистов на землю. К тебе ехать невозможно и оставить дома уехать мы ничего не будем знать о тех. Так у нас пока спокойно. Живём с надеждой, что победа за нами и будем вместе делиться со своими усилиями. Будь здорова и счастлива. Пиши больше о себе. Что у тебя слышно, твоя преданная сестра English translation
Hello dear sister Lilyichka!
We received your letter for which we are really grateful. We are very concerned about our good brothers since we have not received any news from them so far. Your wellbeing also concerns us. Every minute we wish to know about the kids and what is happening with you. The home front right now is not safe. The planes are constantly flying (they are most likely are all German) and they make our lives very anxious. Even though they do not bother us, we can hear the shots coming from Slavuta, and from other places. You could only imagine, dear sister, how we can eat, sleep, and live at all. We worked hard all this time to be real people, and now we have to look at everything like it is unnecessary. But we have to have faith that we have a strong safety net - the Red Army in which our brothers serve, and they will not let the despicable fascists onto our land. It is impossible to travel to you and leave our homes, we will not know anything about what is going on here. So far everything is peaceful here. We live with a hope that victory is to come, and we will share our success. Be happy and healthy Please write about yourself. Your sister Khana |
Letters courtesy of Kelrikh family
This letter was written by the Army Captain Lev Abramovich Blank to his oldest son Yurii on his 8th birthday. The letter came from the front lines in the middle of the WWII. It dates August 1943. At the time Captain Blank’s family with 4 children was evacuated to Chkalov Region
Original text (Russian)
Здравствуй дорогой сынок Юрик.
Поздравляю тебя с днём, с счастливым днём рождения. Желаю тебе вырасти большим, быть образованным, честным, справедливым человеком. Надеюсь дорогой сынок что это всё сбудется и будешь расти на радость нам. Пусть в твоей жизни больше никогда не будет печали, разлуки с нами, придёт радостный день, день окончательной победы над нашим злейшим врагом, тогда опять соберёмся все вместе и отпразднуем все вместе. Обнимаю и целую тебя крепко-крепко. Твой отец и друг всегда. 08/13/1943 English translation
Hello my dear son Yurik!
Please accept my greetings on this very happy day, the day of your birthday! My wishes for you are to grow up and become an educated, honest and fair young man. I hope, my dear son, it will all come through and all of us will again be a very happy and re-united family. Wishing you to never again for the rest of your life to have a sad day and no more separations. I know, the day will come, when finally we’ll achieve a victory over our worst enemy. That day we all will be happy and together again. Many hugs and kisses, With all my love, Your father and your friend, always! |
Letter courtesy of Michael Blank.
The letter from Simferopol was addressed to my uncle, my mother's sister's husband, Semyon Timofeyevich (Solomon Tevyevich) Perelshteyn.
Before the war, Semyon lived with his wife and two sons in Simferopol. When war broke out in summer 1941, Semyon was serving in the army.
His family – his wife, two sons, and his wife's parents- were evacuated to Ufa on almost last boat leaving Kerch. His brothers and sister missed evacuation transport, and therefore they remained in Simferopol, which was occupied by German Army.
Semyon was discharged after being severely wounded with a blast injury at the end of 1942. After his discharge, Semyon reunited with his family in Ufa. In 1944, after Simferopol was liberated from the Germans, he tried to track down family members that had remained in occupied Simferopol. At first he sent inquiries, and later personally came to Simferopol, but didn't find any of his friends or family alive.
Before the war, Semyon lived with his wife and two sons in Simferopol. When war broke out in summer 1941, Semyon was serving in the army.
His family – his wife, two sons, and his wife's parents- were evacuated to Ufa on almost last boat leaving Kerch. His brothers and sister missed evacuation transport, and therefore they remained in Simferopol, which was occupied by German Army.
Semyon was discharged after being severely wounded with a blast injury at the end of 1942. After his discharge, Semyon reunited with his family in Ufa. In 1944, after Simferopol was liberated from the Germans, he tried to track down family members that had remained in occupied Simferopol. At first he sent inquiries, and later personally came to Simferopol, but didn't find any of his friends or family alive.
Original text (Russian)
Симферополь, 12 мая 1944 г.
Уважаемый Семен Тимофеевич ! Я думаю, что не ошибаюсь - Вы брат Елены Тимофеевны, которого я знаю. Вы тоже должны помнить меня - Веру Федоровну я жила с Еленой Тимофеевной и Давидом Ефимовичем в одной квартире 10 лет. И вот, на мою долю выпала тяжелая задача сообщить Вам, что Ваших родственников, а моих милых друзей - соседей нет на свете. Вы, конечно слышали о зверствах немецких оккупантов, и Ваши бедные братья и сестры пали тоже жертвой этих извергов. Два раза Елена Тимофеевна с мужем и Цилей хотели эвакуироваться, ликвидировали машину и другие вещи, и оба раза возвращались: один раз недалеко от Симферополя поломалась машина, в другой раз что-то еще помешало, и они решили всецело положиться на судьбу и остаться в Симферополе. Циля ни за что не хотела уезжать и отговаривала родных, убеждая, что ничего страшного их не ждет. Кажется, 13-го Декабря 1941 г. всем евреям было приказано явиться в определенные пункты, взяв с собой продукты на 8 дней. Абсолютно никто даже не предполагал, что ждет всех людей, но все-же тяжело было расставаться с родным кровом, и Елена Тимофеевна, всегда такая выдержанная, совершенно потеряла самообладание и все твердила, что их ждет что-то ужасное. Несколько дней мы все вместе плакали, потом они ушли, как оказалось, навсегда. Наш двор совершенно опустел, я осталась одна на весь наш флигель. Я до сих пор не понимаю, как я это пережила, я чуть с ума не сошла. Долгое время мы ничего не знали о судьбе ушедших, но потом стали ходить такие чудовищные слухи, что невозможно было им верить. К сожалению, все это оказалось правдой и все люди были уничтожены. Елена Тимофеевна говорила, что они идут все вместе, два ее брата с семьями, и они все, чтобы помочь друг другу нести вещи и грудного ребенка Вашего старшего брата. Так что, боюсь, что никого ис Ваших родственников, остававшихся здесь, нет в живых. Получив Вашу открытку, я сочла своим долгом сообщить Вам все, хотя впервые в жизни пришлось сообщить о такой трагедии. Если Вы мне ответите, что получили мое письмо, буду очень благодарна. Мой адрес: Симферополь, ул Ленина 39, Джелеповой Вере Федоровне. С приветом /В. Джелепова/ English translation
Simferopol, May 12, 1944
Dear Semyon Timofeyevich: If I'm not mistaken, you are Yelena Timofeyevna's brother, whom I know. You must remember me too – I'm Vera Fyodorovna and I shared an apartment with Elena Timofeyevna and David Efimovich for 10 years. And now, I have the difficult task of informing you that your relatives, and my dear friends, are no longer with us. You've undoubtedly heard about the atrocities committed by the German occupiers, and your poor brothers and sisters have also fallen victim to these monsters. On two occasions Elena Timofeyevna, her husband and Tsilya wanted to evacuate. They sold off their car and other possessions, but returned both times: the first time the car broke down not far from Simferopol, and the other time something else got in the way, and they decided to fully resign themselves to fate and remain in Simferopol. Tsilya didn't want to leave for anything in the world and tried to talk her family out of going, reassuring them that nothing terrible lay in store for them here. I believe it was on December 13, 1941 that all Jews were ordered to appear at designated locations with enough provisions to last 8 days. No one could ever possibly imagine what awaited all of them, but it was nevertheless difficult to say good-bye to their own familiar homes. Elena Timofeyevna, who was always so self-possessed, broke down completely and kept insisting that something horrible awaited them. We cried together for a few days, and then they left, for good, as it turned out. Our courtyard became completely deserted. I was the only one left in our building. I still don't know how I managed to survive. I nearly lost my mind. For a long time we knew nothing of the fate of those who had left, but then we started hearing rumors so monstrous that they were impossible to believe. Unfortunately, it all turned out to be true and all of them were killed. Yelena Timofeyevna said they were all going together, two of her bothers with their families, in order to help each other carry their things and your older brother's baby. So I'm afraid that none of your relatives who had remained here is still alive. When I received your postcard, I felt it was my duty to tell you everything, even though this is the first time I've ever had to inform someone of such a terrible tragedy. I would greatly appreciate it if you could reply to let me know that you've received my letter. My address: Vera Fyodorovna Dzhelepova, 39 Ulitsa Lenina, Simferopol. Sincerely yours |
Letter courtesy of Leonid Goldreyer.
This letter was written by the secretary of Krasnostav Village Council in August 1944 in response to my great uncle Yakov Reznik's letter in which he was asking what happened to his family. Later he gave it to his sister, my grandmother Fira (Ester) Pintel (nee Reznik), who carefully preserved it. I safeguard the letter now.
Original text (Ukrainian)
Здравствуйте уважаемий Яша!!! Перше всього дозвольте передати привіт і всього найкращого у Вашім щоденним жіттю. Привіт від Панасюкової Наташі, ми вмісті із нею пишимо до Вас листа. Листа Вашого я одержала, за котрого Вам вдячна і разом із тим, я хочу Вам сказати те, що я тоже обіжаюся на Вас, через те, що я на Ваш останній лист уже більше як 2 місяці дала відповідь де опісала про всю судьбу вашої сім'ї і родних, а Ви того листа не одержали і через те не вірите, що я написала. Про те, що написала Вам навить знає Голотюк Ф. і Власюк Р. тому, що де що я сама не знала як було, так вони мені розказували. Ось у друге, чи вже не в друге а більш напишу Вам всі подробності. Це картина була пічальна, но правду скрити я не можу. В <видимо пропущена дата> коли німецькі бандіти окупіровали наше містечко приїхали машинами німці до нас у село. Це було у 5 годин ранку, окружили наше село і не пускали нікого із села і в село, і заходили в кожну хату де жило єврейське населення, насильно виганяли, били, і вели під вінтовками всю семью геть з малими дітьми і зачиняли в бувший наш клуб. Тоді ж само німець зайшов до Вашої хати і зобрав Вашу дружину Блюму із дітям, тещу і сестру Естру і погнав їх у клуб і зачинив їх туди де були всі єврейськи сім'ї. А тесть Ваш у той час був заховався і німець його не знайшов. А батьків Ваших рідних і сестру теж саме забрали і погнали в ліс гутенський, що знаходиться недалеко від Красностава (в Красюкове) де їх усіх було розстріляно і похoронено в одній ямі <число пропущено> душ. Там же само і Ваші рідні. Після того як погнали всіх у ліс то Ваш тесть Беньо вийшов на двір, сів біля своєї хати і плакав. У той час ішов Деніс із вінтовкою, зaбрав його і ще Холостий був захований, так він знайшов його і разом забрав Холостого і Вашего тестя, сам повів на єврейське кладбище і сам їх обох порозстрілював. Така судьба Ваших рідніх. Тепер напишу як розсправилися із проклятим бандитом Денисом. В той час 13/І 44р. як прийшли до нас наші зараз із первого дня його арестовали, трохи помучили, його потім судив польовий суд у нашому селі. То на суді його питали: скількі, кажуть до нього, ти убив євреїв, а він відповів, що скількі, каже, я не вбив то дайте мені вінтовку зараз, я ще й ціх стількі заб'ю. Його засудили на вішалку і повісили у центрі міста біля трибуни, де він вісив 5 суток. На цьому будемо кінчати писати. Пишите нам листи, я завжди буду і відповідаю Вам на Ваші листи. Приїжайте до нас. Ваша хата стоїть у цілості, в її живе Андрійчук Параска (сучка). Може Ви її не знаєте, так запитайте мого брата або Панасюка, так вони Вам скажуть. Передайте привіт Панасюку і мому брату. Пишіть, мoже ще що Вас цікавить, я дам відповідь. Привіт від Панасюк Наташі Вам і Панасюку С. Це ми вмісті обидві писали лист і посилаю Вам заказним. Я турбуюсь і просто мені обидно за то, що я Вам написала, а Ви чи не одержали мій лист чи я просто не знаю в чім річ. А я кажу Вам чесно, що я на всі лісті які я одержала дала відповідь. За Власюка Р. не знаю чи він відповідає чи ні. Жду відповіді. Марія Бойко 26 VIII 44р. Russian translation
Здравствуйте, уважаемый Яша!!!
Прежде всего, позвольте передать Вам привет и всего наилучшего в Вашей повседневной жизни. Привет от Наташи Панасюк, мы вместе с ней пишем Вам письмо. Получила Ваше письмо, за которое Вам благодарна; вместе с тем хочу сказать Вам, что я тоже на Вас обижаюсь, потому что на Ваше последнее письмо, в котором я описала всю судьбу Вашей семьи и родных, я больше двух месяцев назад ответила, а Вы того письма не получили, и потому не верите, что я написала. Про то, что я написала Вам знает даже Голотюк Ф. и Власюк Р., потому что кое о чем я и сама не знала, и они мне рассказывали. Вот уже во второй раз, а может даже не во второй, а больше, напишу Вам все подробности. Это была печальная картина, но я не могу скрыть правду. В <видимо пропущена дата> когда немецкие бандиты оккупировали наше местечко, немцы приехали на машинах к нам в село. Это было в 5 часов утра, они окружили наше село и не пускали никого из села и в село, заходили в каждый дом, где жило еврейское население, насильно выгоняли, били и вели под винтовками всю семью с малыми детьми на двор и запирали в наш бывший клуб. Тогда же немец зашел и в Ваш дом, забрал Вашу жену Блюму с ребенком, тещу и сестру Эстру, погнал их в клуб и запер их там со всеми еврейскими семьями. А тесть Ваш в то время прятался и немец его не нашел. Родителей Ваших и сестру тоже забрали и погнали в Гутенский лес, который находится недалеко от Красностава (в Красюкове), где все они были расстреляны и похoронены в одной яме - <число пропущено> человек. Там же и Ваши родные. После того как погнали всех в лес, Ваш тесть Беня вышел во двор, сел рядом со своим домом и плакал. В тот момент шел Денис с винтовкой, и зaбрал его. Холостой тоже прятался, так он нашел и Холостого, забрал вместе с Вашим тестем, сам повел их на еврейское кладбище и сам расстрелял их обоих. Такова судьба Ваших родных. Теперь напишу как расправились с проклятым бандитом Денисом. В то время 13-го января 1944 г., когда пришли наши, его в первый же день арестовали, помучили немного, а потом его судил полевой суд в нашем селе. Так на суде его спрашивали: “сколько ты убил евреев?”, а он ответил: “скoлькo б я не убил, дайте мне сейчас винтовку, я столько же убью.” Eго приговорили к смерти и повесили в центре города у трибуны, где он провисел 5 суток. На этом будем заканчивать. Пишите нам, я всегда отвечаю Вам на Ваши письма. Приезжайте к нам. Ваш дом стоит в целости, в нем живет Параска Андрийчук (сучка). Может Вы ее не знаете, так спросите моего брата или Панасюка, и они Вам скажут. Передайте привет Панасюку и моему брату. Пишите, мoжет Вас что-то еще интересует, я дам ответ. Привет от Наташи Панасюк Вам и Панасюку С. Это мы вместе писали письмо и посылаю Вам заказным. Я волнуюсь и просто мне обидно, что я Вам написала, а Вы или не получили моё письмо или я просто не знаю в чем дело. А я говорю Вам честно, что на все письма, которые я получила, я дала ответ. Не знаю отвечает Власюк Р. или нет. Жду ответа. Мария Бойко 26 VIII 44г. English translation
Dear Yasha,
First of all, let me send you my regards and best wishes in your everyday life. Regards from Natasha Panasyuk; we’re writing this letter together. I’ve received your last letter, and I’m thankful to you for it; but I’d also like to tell you that I’m upset at you too because I did write back to you more than two months ago already, but since you didn’t get that letter, you don’t believe that I wrote to you. Even F.Golotyuk and R. Vlasyuk know that I wrote to you, since I didn’t know of some of the details myself, so they told me about them. So, I’m wiring to you all the details for the second time, and maybe even more times than that. It was a sad picture, but I can’t hide the truth. On <date is omitted> when German bandits occupied our town, they rode into the town in their cars. It was five in the morning, they surrounded the village and didn’t let anyone in or out; they came into every house where Jews lived, forced people out, beat them and at gunpoint led the whole family with little children out into our club, where they locked them. At that time, a German came into your house and took your wife Blyuma, your child and your mother-in-law Estra, brought them into the club and locked them up with the other Jewish families. But your father-in-law Benyo was hiding at that time, so the German didn’t find him. Your parents and sister were also taken away and marched to the Gutenski forest (it’s in Krasyukov), where all of them were killed and buried in the same pit, the total of < number omitted> people. Your relatives are there. After everyone had been marched to the forest, your father-in-law Benyo went out of the house, sat down next to it, and cried. At that time, Denis was passing by with his rifle, so he took your father-in-law and Kholostiy, who was also hiding, brought them to the Jewish cemetery and shot them both by himself. Such is the fate of your relatives. Now I’ll write how they punished the cursed bandit Denis. When our troops came on January 13, 1944, he was arrested, tortured a bit, and then tried by a field military tribunal in our village. They asked him at the trial, “how many Jews have you killed?”, and he answered, “however many I killed, if you give me a rifle right now, I’ll kill as many”. He was sentenced to death by hanging and was hanged in the center of the village by the podium, where he was hanging for 5 days. We’ll be finishing our letter now. Write to us, I always answer your letters. Come to us. Your house is intact. Paraska Andriychuk (bitch) lives in there. You may not know her, so ask my brother or Panasyuk, they’ll tell you. Regards to Panasyuk and my brother. Write to me if something interests you, and I’ll answer. Regards to you and S. Panasyuk from Natasha Panasyuk. We wrote this letter together. I’m sending it to you registered mail. I’m worried and upset that I wrote to you and you either didn’t get my letter or I just don’t know what happened.. But I’m telling you honestly that I answered all the letters that I received. I don’t know whether or not R. Vlasyuk is answering. Looking forward to your answer, Maria Boyko August 26, 1944 |
Letter courtesy of Leon Geyer
This letter from Izyaslav is one of letters, which were published by Elya Ehrenburg and Vasily Grossman in "The Complete Black Book of Russian Jewry"
Original text (Russian)
Click on this image to read an original text
English translation
Listen this letter
Hello, Uncle Misha! I am writing from my home town of Izyaslav, which you would not longer recognize. {Only the miserable half of our village remains. But why was it left there at all? It would have been better for it never to have existed, better for me had I not been born into the world! I am no longer the Syunka you once knew.} I no longer know who I am myself. It all seems like a dream, a nightmarish dream. Out of eight thousand people in Izyaslav, only our neighbor Kiva Feldman and I are left. My dear Mama and Papa, my sweet brother Zyama, Iza, Sarra, Borukh — all of them are gone. . . . You sweet, dear people, how very hard it was for you! I cannot come to my senses, I cannot write. If I were to begin to tell you what I have lived through, I do not know how you could comprehend it. Three times I broke out of a concentration camp; more than once I have looked death in the eye while fighting in the ranks of the partisans. But a bullet from Fritz took me out of the action. But I am healthy now; my leg has healed, and I shall seek out the enemy to take my revenge for everything. I would love to see you if only for five minutes. I don't know if I'll be able to. . . . {For now I am staying at home, although all that is left of our so-called "home" is a ruin. I received a letter from Tanya. She was very happy that she still has some family left. } I am waiting for an answer to my letter. My dear, sweet ones, is there any way we can see each other sooner? . . . Uncle Misha, remember that our most evil enemy is the fascist cannibal. What a horrible death all our loved ones died!!! Kill the fascist, cut him to pieces! Never fall into his hands. This letter is incoherent, as my life is incoherent and [worthless]. Nevertheless I am still alive. . . . . For the sake of vengeance. Goodbye, Uncle Misha. I so much hope to see you soon. Greetings to everyone, everyone, everyone! I feel as though I have returned from the next world. I am now beginning a new life — the life of an orphan. How? I myself do not know. Write as often as possible; I await your reply. Why don't Uncle Shloime, Iosif, Gitya, and the others write? With warm greetings, Your nephew Syunya Deresh P.S. My address is the same. But whichever address you write to, I'll get it anyway, since there is no one here but me. |
Original text (Russian)
Здравствуйте мои милые и дорогие.
Вчера отправил вам открытку и получил ваше письмо от 16.0742. Это 6-ое письмо, а Полино письмо пропало видно, до сих пор его нет. Мои дорогие! Я ещё в части не был, вчера встретил пом.ком.бата по материальному обеспечению (он же мой непосредственный начальник), который мне сказал. что наша часть переходит в другое направление, я адрес не знаю. Он дал мне боевое задание, которое я должен выполнить, оставив две автомашины в моём распоряжении. Как видно, часть сегодня уходит, а я выеду через пару дней. Так вот в чём дело! Мои дорогие! По старому адресу не пишите мне, ибо почта, как видно, будет вам обратно направлять мои письма. Вас я заранее ставлю в известность, чтобы вы не волновались. Я с дороги, по мере возможности, буду вам писать, но по видимому, мне не придётся недели три получать ваши письма. Я сегодня сообщу Ане, Фире, Юдко, Шике и Исааку, чтобы они мне пока не писали, а мне придётся довольствоваться только тем, что буду вам писать. Мои дорогие! Я о своей жизни вам много уже писал, почти подробно всё описал, о вас я очень мало знаю. При получении нового адреса прошу описать мне обо всём подробно. Дорогая Раюся! Пишешь, что была занята переучётом, интересно знать, как у тебя переучёт? нет ли у тебя растраты? Сколько и где ты посадила картошки, чем и как ты обеспечена на зиму? Прошу, дорогие напишите и опишите подробно обо всём. Дорогая, Раюся! Я тебе очень благодарен за то, что ты сообщаешь всё время адреса наших, но вот ты сообщила мне адрес Исаака, но ничего не пишешь о Фане и Шивеле. Где они? И как они? Почему вы не пишете о моих родителях и о вашей мамаше? Прошу, дорогая, пишите всё подробно, не скрывайте. Мои дорогие! Как видно, не так скоро придётся мне читать ваши письма, но одно прошу, как только сообщу вам новый адрес, а это может быть через дней 10, постарайтесь сразу приступить к переписке, писать большие, подробные письма. Мои дорогие! У нас всё время погода очень плохая, большие дожди, а в последние дни, не знаю почему, на душе очень грустно, но надо надеяться, что останемся живы и здоровы! Мои дорогие детки! Сколько я о вас думаю. Я вам отправил подробное письмо, в котором вам писал какими я вас воображаю, я думаю что при получения от вас ответного письма,, мне уж совсем будет хорошо и я буду самым счастливым человеком, прямо теперь мне хочется вас видеть, вас побаловать, с вами поговорить, повеселиться и как мама пишет, поцеловаться, да таки в самом деле вас всех обнять охапкой и расцеловать и целовать много- много раз и таким образом хотелось с вами провести такое время хотя бы ещё один раз в жизни , это ощутить… English translation
Coming soon
|
Letter courtesy of Miron Kaplun
Extract from memoirs written by Vera Lubyansky
Original text (Russian)
В 1919г мы пережили тяжкие еврейские погромы в Чигирине. А началось это так.
Наша семья жила в Матвеевке с дедушкой. У нас была своя лавка. Однажды вечером к нашему дому подъехала телега, на которой были 4-6 мужчин. Мы, дети, играли возле дома, когда эти мужчины ворвались в дом, стали требовать деньги ценности, избивать папу и маму. Бандиты все выгребли из шкафов, комода и стали складывать в кучу. Тем временем, отец вбежал в спальню, захлопнул дверь и выскочил в окно, в огород к соседям. На дворе ночь, он скрылся, а мы дети от страха спрятались на печи. Очень били маму, она кричала, плакала, а нам было очень страшно. За маму заступились крестьяне – Задорожный Василий и его брат Софран, которому погромщики рассекли лицо, но они не дали убить маму. Бандиты собрали вещи, погрузили на телегу, запрягли нашу лошадь и уехали. На рассвете дедушка и папа пришли домой. Семья была в полном сборе. Больше всех пострадала мама, т.к. ее очень били. На следующий день один крестьянин сказал папе, что наша лошадь в лесу у помещика Беспалова привязана к дереву. Он прошел в лес и привел лошадь После этой ночи родители решили -- надо выехать в город Чигирин, мол, там будет спокойно, есть родственники, избавимся от страха. И вот мы в Чигирине. Старый дом, сарай, погреб, большой сад. Живём с родственниками. Из других деревень тоже приехали родственники. На одной телеге лежал убитый дядя, а другой дядя был тяжело ранен. Им оказали помощь. Все в тревоге, все озабочены, идет война, грабители, погромы, дети малые, голодные, нет работы. Каждый день в нашем доме собирались евреи, молились Богу, дежурили по ночам, охраняли покой детей. Недолго мы спокойно спали. Стали появляться банды, начались и здесь погромы , пожары, стрельба. Нас – детей, прятали в погреб. В Чигирине стало очень страшно жить. Я запомнила названия погромщиков: банды Коцура, Деникина, Гончоряева, Петлюры. Все они проходили через Чигирин, и все они устраивали еврейские погромы. Петлюровцы ворвались в наш дом, расстреляли отца и брата. Долго они лежали в доме, и чтобы выйти во двор или зайти надо было переступить через труп отца, а там лужа крови. Я не могла переступить через труп, поскользнулась и упала в лужу крови, испачкалась, а переодеть не во что было, так я долгое время ходила с засохшей папиной кровью. Хоронить папу и брата некому было, они долго лежали в доме И вот затишье, пришли люди и похоронили родных и дорогих нам людей. Покоя не было, одни погромы . Одни уходили, другие приходили. Страшно жестокие были Григорьевы и Петлюровцы. Мы жили с родственниками в одном доме, тетя Рахиль, Фрейда и Борис. К ним ворвались Деникинцы, стали всех избивать, грабить Забрали одежду, деньги, ценности, но они остались живы. Большая трагедия разыгралась позже, когда в город пришли Петлюровцы. Стали убивать, резать евреев, жечь их дома (об отце и брате выше сказано). И вот горит синагога. Нухим берет меня за руку и бежим смотреть пожар (ему 8, а мне 6-й год ). Мы голодные, беспризорные. Смотрим как выбрасывают из синагоги имущество, особенно много книг в кожаных переплетах. Мы взяли 2 книги, а одна женщина, наблюдая это зрелище, шепнула нам: "Тикайте, бо вас тоже покинут в огонь, бо вони всех жидов спалять". Много книг , Торы и пр. горело посреди улицы, но мы с двумя книгами убежали. Между прочим, это были очень ценные книги и они хранилсь у нас до 1941 г. Папы уже нет, а мама где-то скрывалась, мы бродили по городу. Появилась мама, тетя Рейзя,Гедаль, Аврам, Песя и др. евреи. Было холодно, есть нечего. Опять стрельба, погромы. В дом зашли бандиты, стали требовать деньги, ценности, но у нас ничего не было. Гедаля и др. евреев очень били, потом расстреляли, а я и Нухем спряталось под печь. Тетя Рейза подошла к погромщику плакала: «За что убили сына, что он плохого сделал». Бандит выстрелил ей в лицо и она много дней лежала возле погреба с зияющей раной в луже крови. Аврам и Песя ходили по двору и плакали. Помню, мы скрывались в погребе, там стояла ванная, большая деревянная, нас было несколько детей. Из деревни Княжи пришла папина сестра с детьми, мужа ее убили, шестеро детей, трое совсем малые Мотя, Клара, Итсах и вот нас бросили в ванную, а взрослые стояли за дверью. Вдруг раскрывается дверь. Бандиты. Мертвая тишина, в самый погреб они не зашли. На руках у тети Рахиль была ?? и она на наше счастье не пикнула, вот мы и остались жить. Родители (и все взрослые) ночами скрывались где кто мог. Лазар, Нухим, я и Арон спали дома, все в одной кровати, в одежде, в обуви. В доме лежали убитые, холод донимал. Ночью в дом приходили соседи грабители. В кухне они высадили раму с окнами, пошарили в шкафах , зашли в спальную, сняли с нас последнее одеяло и переступив через трупы ушли. Это были Грицко Хазан с двумя сыновьями, они были вооружены. На дворе заморозки, холодно, голодно. Пришла мама, забирает нас на другую сторону р. Тясмина к знакомым, там якобы спокойней. Мы с мамой. Все что-то несут, а мне дали чугунок, руки мерзнут, а я плачу. Надо перейти через мост, все побежали, т. к. очень стреляли , а я с чугунком посреди моста. Мама плачет, не может меня подобрать, а я с чугунком, окровавленная, чуть двигаю ножками добежала до мамы. Наконец то, добрались до дома, люди нас приютили. В доме тепло, дали поесть горячую в картошку в мундирах, до чего же вкусная. Тут мы ночевали с мамой в тепле. Спали на полу без постели. Как хорошо было с мамой. Спасибо людям, укрыли, согрели и накормили нас . Мама нам сказала, что будем уезжать из Чигирина. Дядя Вася Задорожный нам помогает. Он нас отвозит в Крылов (Новочергиевск). Город Крылов небольшой, в прошлом был военный город. Несколько церквей, погромов таких как в Чигирине нет, правда, стреляли, но не так страшно. Мы поселились на квартире у Экслера.. Дом возле реки Тясмин , во время наводнения первый этаж затапливало. 1920 год: рядом богадельня, много нищих, возле самого двора базар. Мы на первом этаже. Спали на полу, дерюгами укрываемся, а в квартире море лягушек. Я их очень боялась. Метла каждое утро веником , сметала их в кучу, собирала в большую корзину, они разбегаются во все стороны, а я от страха места не нахожу, ведь они ночью подлезают под ноги, прыгают на тебе. Кошмар и только. Мы, дети, заболели сыпным тифом. Все мы лежали на полу. Мама с базара принесла солому, где-то взяли дерюгу, это наша постель, есть нечего. Хозяйка дома Экслер занесла нам миску соленых огурцов и по кусочку хлеба , поели а пить так хотелось. В углу стоял большой глиняный горшок с водой из р. Тясмин и хлебали эту воду. Мама по несколько раз в день подметала лягушек, а они из под щелей пола вылезали да такие зеленые, гадкие. Под печкой сидела большая жаба и мне казалось, что она смотрит только на меня и вот-вот прыгнет мне в лицо. Я попросила маму: «Забери эту большую жабу», а мама сказала, что она уж несколько дней так сидит, ее нельзя трогать, она так спит, грех ее убивать. Арон не боялся жаб, брал их на руки, а когда они прыгали под ноги, на постель он их руками отбрасывал. Мама говорила, что «есть люди, которые даже едят жаб, а ты их боишься». Долго мы болели, потом пошло на поправку. Чудом выжили. Мама нам сказала «дети, вы кушать не просите, теперь голодовка, если что достану, сама вам дам» и она доставала на круподёрке шелуху от гречки, что-то подмешивала и пекла коржи, от которых нас рвало . Как-то вечером к нашему дому подъехала телега. Я узнала дядю Васю Задорожного из села Матвеевка, он привез нам пшено, яблоки. Какая радость, теперь у нас есть пшенная каша и яблоки. Мы питались кашей без ничего, но это было большое счастье. Мама всегда такая задумчивая стала даже улыбаться. Потом к нам прибыло извещение на получение посылки из Америки от дяди Ицхака Смелянского. Нам прислали рис, сгущенное молоко, деньги. Мы понемногу стали оживать. К тому же нам, детям послали мальчикам штаны, рубашки, а мне платье. Сапожник Стащенко пошил нам всем ботинки. Он был добрый человек, жену его звали Фрыся. Детей у них не было. Как-то вечером они пришли к нам. Долго говорили с мамой. Мама плакала и говорила «одна у меня девочка. Не отдам ее никому». Они хотели меня удочерить, но даже в страшный голод мама спасала как могла и никому не отдавала. Мамин отец ‒ наш дедушка Верещацкий Муным, во время еврейских погромов в Чигирини не был с нами, где-то скрывался, а когда мы приехали в Крылов узнала, что дедушка жив, находился он в селе Княжна. Она просила его приехать. Ждем дедушку на новый год к нам, однако, он не приезжал. Мама волнуется и ищет его. В итоге узнает, что по дороге к нам он остановился переночевать вместе с родственниками в селе Матвеевка выхрестины. Ночью пришли бандиты требовали деньги, золото, которых и в помине не было. Стали их избивать, затем повели в экономию помещика Беспалова, и в одном из подвалов убили. Кто –то из крестьян ехал на ярмарку в Крылов н встретился с мамой и рассказал, что деда Мунина и родственника убили. Их трупы находятся в подвале на территории Экономии. Мама поехала в Матвеевку привезла на телеге убитых. Захоронили их в Каменке на еврейском кладбище. Дочери из Америки, Милка и Зина прислали деньги на памятник. Когда я повзрослела, стала работать учительницей в Каменке, я часто навещала могилу дедушки. Дедушке было 80 лет когда его убили (1840-1920). English translation
|